— Аурон Утерс, граф Вэлш! Вы не будете так любезны как следует размять мои истерзанные бедра?
— С удовольствием, ваше высочество… — в унисон мне ответил он. И, наконец, вернул руки обратно. От чего у меня ощутимо помутилось в голове.
'Еще немного — и я окончательно сойду с ума…' — обреченно подумала я. И, вспомнив, что на столе стояло два кувшина, пробормотала: — Ронни! Могу я попросить тебя налить мне холодной воды?
— Можешь… Проси… — поддел меня он. Но с кровати все-таки встал…
…Первое, что я увидела, открыв глаза — это спину сидящего за столом Утерса-младшего. Блаженно улыбнувшись, я лениво убрала с лица прядь волос, оторвала голову от подушки и сонно пробормотала:
— Доброе утро, Ронни!
— Добрый день, Илзе! — ответил он. Но поворачиваться не стал.
Солнечное настроение сразу куда-то улетучилось. Я закусила губу, подтянула к себе одеяло и негромко поинтересовалась:
— Ты… занят?
— Нет… Просто ночью ты подгребла под себя свое одеяло, и сейчас, как бы помягче выразиться, слегка неприкрыта…
Я подняла голову повыше, наткнулась взглядом на свое голое бедро, торчащее из-под двух одеял, и усмехнулась:
— Ты пытался укрыть меня своим?
— Угу… Только ты и его подгребла…
Кое-как выпростав из-под себя одеяла и мимоходом отметив, что мышцы болят заметно меньше, я укрылась, как полагается. А потом фыркнула:
— После того, что между нами было, обнаженная чуть выше колена нога — не стоящая внимания ерунда… Поворачивайся…
— Такую прелестную ножку нельзя назвать ерундой… — галантно возразил Ронни. И, наконец, развернулся ко мне лицом.
— Спасибо за комплимент, граф Аурон! — улыбнулась я. — Благодаря вашим стараниям мои прелестные ножки чувствуют себя значительно лучше…
В глазах Ронни вспыхнули маленькие искорки сдерживаемого смеха:
— Ваше высочество! Я счастлив, что смог вам угодить…
Я задрала подбородок, капризно выпятила губки и… улыбнулась:
— Пыталась изобразить избалованную принцессу, и поняла, что не хочу: мне приятно общаться с тобой на 'ты'. Без всей этой куртуазной чуши. С тобой я чувствую себя человеком, а не волчицей, обложенной стаей гончих псов. А еще я рада, что с тобой нет необходимости быть Видящей: ты всегда говоришь то, что думаешь, не пытаешься меня использовать и никогда не кривишь душой…
— Не всегда… — слегка покраснев, признался Ронни. — У меня нет опыта такого общения с девушками. И мне иногда бывает сложно перебороть себя и переступить через правила, еще вчера казавшиеся мне единственно верными…
— К какой из трех перечисленных мною категорий относится эта проблема? — усмехнулась я.
— Ну… когда я пытаюсь понять, как я должен поступить, то перебираю в голове разные варианты поступков… Значит, в этот момент мои слова… Мда… В этот момент я обычно молчу…
— Вот-вот! — хихикнула я. — А знаешь, мне тоже нелегко: вчера, когда я почувствовала твои руки на моем бедре, я…
Договаривать я не стала. Во-первых, вспомнила, что именно испытывала в тот момент, а во-вторых, поняла, что есть вещи, которые я просто обязана понять:
— Кстати, а как ты умудрился ни разу не сделать мне больно?
Ронни непонимающе пожал плечами:
— В каком смысле?
— Ну, когда разминал мне мышцы…
— Так я же тебя касался! Чувствовал, когда ты начинала напрягаться… Слышал, как меняется твое дыхание… Видел, как ты реагируешь на мои прикосновения… Ну, и менял усилие соответственно твоим ощущениям…
Я заложила руки за голову и улыбнулась:
— И все-таки ты — Видящий. Просто смотришь не так, как мы…
— Корг! Ко-орг!! Ты где, малыш?
Услышав зов, из настежь распахнутых дверей псарни тут же вылетел рослый, волчьей масти, щенок, и радостно понесся навстречу королю.
Присев на корточки, Иарус Рендарр вытянул перед собой ладонь с куском свежего мяса и усмехнулся:
— Ого, какой вымахал… Скоро до отца дорастет…
— Да, сир! — отозвался Таран. — И перерастет: лапы у него уже крупнее, чем у Рагга. И кость, пожалуй, потолще…
— А как бежит! — любуясь псенком, восхищенно пробормотал король. — Жду не дождусь, когда его можно будет взять на охоту…
— Да что там осталось-то, сир?
Щенок, радостно виляя хвостом, перепрыгнул через небольшую лужу, потом вдруг остановился, плюхнулся на толстый зад и принялся ожесточенно чесаться.
Иарус Рендарр удивленно приподнял бровь, потом вскочил на ноги, подбежал к щенку, и, присев рядом с ним на корточки, провел пальцем против шерсти.
— Волосожорка, сир… — выдохнул оказавшийся рядом Таран.
Король потемнел от бешенства, медленно встал, набрал в грудь воздуха и зарычал:
— Манар! Ко мне!! Живо!!!
В псарне что-то загремело, из дверей вылетела пара перепуганных сук, а следом за ними — и доезжачий:
— Да, ваше величество? Не увидел, что вы…
— Манар! Тварь!! У Корга — волосожорка!!! — взвыл Молниеносный.
— Да, ваше величество! Знаю… Я уже вычесал ему шерсть, смазал маслом, и…
— Ты что, не понимаешь? — угрожающе прошипел монарх. — Волосожорка — у моего лучшего щенка!!! Как ты допустил?
Псарь смял пальцами подол рубахи, сглотнул, и, пряча взгляд, пробормотал:
— Н-не знаю, сир… Два дня мучаемся…
— Мучаетесь, значит? — вкрадчиво переспросил король. И тут же перешел на крик: — Мучается Корг! А ты и твои люди — спите и жрете!!! Таран?
— Да, ваше величество?
— Манару… и всем выжлятникам — по сорок плетей! Проследишь!! Лично!!!