Законник. - Страница 31

— Я надеюсь, путешествие по дорогам моего лена было достаточно спокойным?

— Спокойным? — вопрос барона Самеда заставляет меня отвлечься от анализа поведения его супруги и удивленно приподнять бровь: — Ну, я бы так не сказал…

— Опять разбойники? — всплеснув руками, восклицает леди Майянка. И сопровождает это такой очаровательно-испуганной улыбкой, что я с трудом удерживаюсь от кривой ухмылки: судя по всему, она искренне уверена, что сможет меня обаять. И сейчас пытается нащупать тот самый путь, по которому можно добраться до моего сердца.

Я киваю:

— Они самые…

— Надеюсь, не шайка Фахрима Когтя? — захлопав ресницами, восклицает баронесса. И встревоженно подается вперед.

Ее движение абсолютно естественно: леди Майянка пытается разглядеть на мне следы жестокой рубки. А то, что при этом из глубокого декольте чуть не вываливается ее грудь, конечно же, совершенная случайность.

— Она…

— И…? — баронесса нервно облизывает губки и замирает, слегка открыв рот.

Я мысленно ухмыляюсь, а потом пожимаю плечами:

— Шайка уничтожена, а сам Фахрим Коготь будет казнен на Лобной площади Атерна завтра в полдень…

В глазах леди Майянки появляется такая гамма чувств от восхищения и до неприкрытого желания, что перед моим мысленным взором тут же возникает нахмуренное лицо Кузнечика:

— Королевский двор — это самое настоящее змеиное гнездо. А придворные — змеи, всегда готовые ужалить. Мужчины, женщины, дети — каждый из тех, кто обретается рядом с его величеством, готов на все, чтобы подойти к нему на шаг ближе. Любовь, дружба, искренность, восхищение, лесть для них не более чем средства, позволяющие добиваться вожделенной цели. Хочешь избежать участи стать ступенькой на чьем-то пути вверх — анализируй каждое слово, каждый жест. Особенно у тех, кто выглядит слабым. И опасайся женщин — они умеют пользоваться твоими и своими слабостями как никто другой…

— О-о-о, как бы я хотела посмотреть на этот бой, граф… — хрипло произносит леди Майянка. — Черно-желтые молнии, рвущие на части толпу вооруженных до зубов разбойников… Ужас в глазах тех, кто привык убивать безоружных и насиловать беззащитных женщин… И кровь на ваших клинках…

Услышав знакомые нотки в голосе жены, барон Квайст горько вздыхает, морщится и еле удерживается, чтобы не плюнуть на пол. Впрочем, взяв себя в руки, он вспоминает о своей роли радушного хозяина и снова изображает улыбку:

— Вашим воинам нужна помощь лекарей?

— Благодарю за предложение, барон — все, кому нужна была помощь врача, ее уже получили…

— А сколько людей вы потеряли?

Отличный вопрос. Тот самый, который мне нужен. Расправляю плечи, свожу брови у переносицы и медленно, почти по слогам, произношу:

— Тысяча четыреста семьдесят три человека… За последние три года…

— Ско-…? Что? Как это понимать? — удивленно восклицает барон. А его супруга, вздрогнув, переводит взгляд на мэтра Лейрена.

Коронный нотариус пожимает плечами и… кивает.

Получив ответ на незаданный вопрос, баронесса бледнеет, как полотно. И, забыв про то, что только что собиралась меня соблазнить, вжимается в спинку своего кресла.

Мысленно усмехаюсь, набираю в грудь воздуха и четко произношу:

— Я, Указующий Перст его величества Вильфорда четвертого, Бервера, обвиняю вас, барон Самед Квайст, в преступном пренебрежении своим долгом перед верховным сюзереном и своими вассалами…

…Слова рождаются сами по себе. Почти без моего участия. И тяжким грузом ложатся на душу насмерть перепуганного барона. Еще бы: слово Указующего Перста — это слово короля. Окончательное. И не подлежащее обсуждению. Размазня не мог не слышать о моей должности. И о правах, данных мне Вильфордом Бервером. А еще он чувствует мою уверенность. Кожей. Видимо, поэтому в его глазах довольно быстро появляется тень обреченности. Той самой, с которой можно взойти на эшафот и положить голову на плаху.

Его супруга, наоборот, пытается искать выход: ее взгляд мечется от меня к коронному нотариусу и обратно. А в глазах мелькают отблески обуревающих ее чувств.

— …согласно договорам, заключенным еще бароном Вердо Квайстом со свободными землевладельцами, проживающими на территории пожалованного ему лена, ваш род обязался охранять своих вассалов и их имущество от внутренних и внешних врагов в обмен на…

— Так! Постойте, граф! Отношение с вассалами — личное дело каждого сюзерена! — восклицает баронесса.

— До тех пор, пока эти отношения не начинают приносить вред королевству… — соглашаюсь я. — Однако на сегодняшний день известно, что ваши вассалы убили одну тысячу четыреста семьдесят три подданных его величества, баронесса!

— Это не наши вассалы, а разбойники! — истерически восклицает она.

— У вас будет возможность ознакомиться с показаниями тех, кто совсем недавно закончил свою жизнь в петле… — говорю я. Потом киваю мэтру Лейрену, и тот демонстрирует леди Майянке кофр со свитками. — Оказалось, что абсолютное большинство из них вышло на большую дорогу от безысходности…

Сдаваться она не собирается:

— Из какой такой безысходности?

— Скажите мне, баронесса, какую часть дохода вы взимаете со своих вассалов в виде налогов?

— Э-э-э… Мне трудно сказать вот так сразу…

— Что ж, тогда воспользуемся помощью мэтра Лейрена…

Увидев мой повелительный жест, коронный нотариус разворачивает один из своих свитков, прокашливается, и, подслеповато уставившись в собственноручно написанные строки, выдыхает: