Как и сами равсары, их боги были воинами. И постоянно мерялись силами друг с другом. В результате этой непрекращающейся войны наступали засухи и половодья, сходили лавины и сели, грохотали грозы и бушевали ураганы. Что интересно, деятельность их богов, скажем, удар молнии, вызывала у соплеменников Беглара Дзагая не страх, а восхищение: как же, сам Великий Эйсс метнул в Великого Найра свое огненное копье! Или Великий Ойтарр вверг Север в царство Вечной Ночи. А, значит, их руки все еще тверды, а взоры, соответственно, остры. Следовательно, до последней битвы, в которой одряхлевших богов повергнут новые, молодые, было еще далеко…
…Великая Мать Виера являлась олицетворением любви, страсти и женской красоты. Полногрудая и широкобедрая, она была настолько хороша собой, что при одном взгляде на нее мужчины забывали про все, 'кроме своей чести'.
Честно говоря, фраза Дзагая про честь вызвала у меня улыбку — если большинство виденных мужчин могло потерять голову при виде прелестей обычных, в общем-то, женщин, то, увидев богиню красоты, они должны были умереть от перевозбуждения. Или потерять сознание от счастья. Впрочем, высказывать свое сомнение в способностях равсаров беречь свою честь я не стала: находящийся в состоянии небытия Тур мог напрячься. А это в мои планы не входило. Поэтому, мысленно отметив эту нестыковку, я продолжила расспросы, стараясь понять, когда и к кому является это воплощение страсти.
Оказалось, что Великая Мать была весьма капризной особой — для того, чтобы ее заинтересовать, мужчина должен был быть чем-то особенным. Великим Воином, великим поединщиком, великим вождем. А еще ему требовалось быть чрезвычайно сильным и выносливым — по рассказам 'счастливчиков', пережить ласки богини могли не все. Нет, не так: недостаточно сильные духом и телом умирали сразу. А тех, кто оказывался достойным любви небожительницы, Виера рано или поздно уводила с собой. Чтобы 'познакомить с отцом', а потом 'подарить вечное посмертие'…
Для любого воина-равсара смерть на ложе Великой Матери была несбыточной мечтой — ради этого совершались подвиги, об этом слагались песни, и об этом мечтали чуть ли не все мальчишки, доросшие до своего первого меча. А вот Равсарский Тур относился к Великой Матери Виере иначе! Оказалось, что в душе этого большого ребенка перепутались преклонение и смертельная обида: по его мнению, Великая Мать была обязана явиться в его шатер еще два года тому назад! В тот день, когда он стал военным вождем своего народа. Или даже раньше — тогда, когда он победил в честном поединке Азнука Мзаана и стал первым мечом равсаров.
То, что богиня не спешила, действовало Дзагаю на нервы. И он, сходя с ума от обиды, продолжал лезть на рожон: то вместе с десятком воинов отправлялся в Селук, чтобы вырезать гарнизон этой приграничной крепости, то во главе отряда из пятисот мечников отправлялся в набег на королевство Дейдалию, то бился в поединках против двух-трех не самых последних бойцов своего народа…
…К моменту, когда в сознании Равсарского Тура сложился мой новый образ, я вымоталась так, что у меня разболелась голова. А еще перед моим внутренним взором вдруг начали появляться настолько фривольные картины, что для того, чтобы поддерживать достаточный уровень концентрации на работе, мне приходилось все сильнее углублять свой транс. За временем я не следила, поняла, что упустила время принятия очередной порции Ледяного Дыхания только тогда, когда закончила работу. И почувствовала, что дико вожделею сидящего передо мной мужчину!
Выпить вина с лошадиной дозой противоядия я еще успела. А вот вернуться в транс — нет! Поэтому последняя связная мысль, которую я помню, была о том, что я опоздала. И что мое тело уже начало жить своей жизнью и напрочь отказывается реагировать на команды насмерть перепуганного сознания.
Потом из моей памяти вдруг пропало несколько минут, и я поймала себя на мысли, что не сижу, откинувшись на спинку кресла, положив руки на подлокотники и глубоко дыша, а стою за спиной Равсарского Тура, с пальцами, запущенными в его шевелюру, и ласкаю его шею!
Следующий провал в памяти оказался длиннее: за время, пока я не соображала, едва заметный аромат милитриски, щекочущий нос, ни с того ни с сего сменился острым запахом вина и мужского пота. А перед моими глазами возникла заросшая черным волосом щека Дзагая!
Третий кусок безвременья чуть было не заставил меня умереть со стыда: к тому моменту, когда ко мне вернулась способность соображать, Равсарский Тур лежал на ковре, я сидела у него на животе и пыталась справиться с завязками его одежды!
'Мамочки…' — мысленно взвыла я, поняв, что попала в собственноручно расставленные силки. И вытаращила глаза, увидев, что ногти моей правой руки страстно впились в грудь Дзагая.
Когда левая рука потянулась к завязкам моего корсета, я сломалась. И панике прокусила себе губу.
Естественно, даже такая острая вспышка боли не смогла полностью вывести меня из состояния этого безумия. Но воспользоваться коротенькой передышкой я успела. И скользнула за самый краешек небытия. А еще смогла удержаться в сознании. Потом Беглар Дзагай открыл глаза и… дал мне еще один шанс:
— О-о-о, Великая Мать!!! Как ты прекрасна!!!
'Работай!!!' — взвыло мое второе 'я', как только я поняла, что он уже вышел из состояния небытия, и вот-вот придет в себя.
'Ага…' — ответила себе я, и, посмотрев в широко открытые глаза лежащего подо мной воина, и хрипло произнесла: