Законник. - Страница 41

Лис мгновенно вылетел в коридор, а я, вытащив из ножен кинжал, пододвинул к себе пару новых нательных рубах. И, развернув верхнюю, принялся деловито отрезать от нее кружевной воротник.

Понять, зачем я уродую еще не надеванную вещь, Веномия не смогла, и удивленно вытаращила глаза.

В это время в дверь постучали, и на пороге возник запыхавшийся Молот:

— Звали, ваша светлость?

Я кивнул:

— Ну, и что там с колодой?

— Нашли, ваша светлость! В третьем доме, у мясника… Грязная, правда… Но ничего — ее сейчас отмывают, и эдак через полчаса все будет готово…

— Молодец… — буркнул я, и, повернувшись к Веномии, бросил ей изуродованную рубашку:

— Сложи ее поаккуратнее… А то помялась…

Выполнив мою просьбу, служанка снова превратилась в соляной столб. До тех пор, пока я не закончил со второй:

— Сложи и эту, а потом отнеси их своим хозяевам. Как проснутся — пусть сразу и одевают…

В оценке умственных способностей старой змеи я не ошибся — сложив два и два, она мгновенно побледнела, и, сглотнув подступивший к горлу комок, пролепетала:

— Простите, ваша светлость, но зачем?

— Как ты понимаешь, должность Указующего Перста его величества — это не столько права, сколько обязанности… — вздохнул я. — Увы, оценив скорость нашего передвижения, я пришел к выводу, что раньше, чем через десять-двенадцать дней мы до Арнорда не доберемся. А такого количества времени у меня нет: если я прибуду в столицу позже, чем через пять, я гарантированно не успею выполнить все то, что обещал королю Вильфорду. Нарушить данное слово я не могу, поэтому вынужден воспользоваться правом карать…

— Правом… что? — побледнев еще сильнее, выдохнула служанка.

— Карать… Ну, наказывать… — хмуро буркнул я. — В принципе, какая разница, кто вынесет приговор, я или Королевский суд? Уложение — одно, значит, решая судьбу твоих хозяев, и я, и судьи будем руководствоваться одними и теми же статьями. Соответственно, если в рассмотрение дела не вмешается его величество, барон Самед и леди Майянка отправятся на эшафот. Получается, что особой необходимости везти их в столицу нет…

— Как это нет? — взвыла Веномия. — Вы же сами сказали, что король Вильфорд может вмешаться?

— Может… Если сочтет раскаяние твоих хозяев искренним, и если за них попросят люди, к мнению которых он прислушивается…

— Вот! Значит, необходимость есть!

— Да нету! — раздраженно воскликнул я. — Если бы они раскаивались, то мчались бы к королю, забыв про еду и сон. А они 'занедужили и изволят почивать'… Так что давай, неси… И не расстраивайся так — рука у меня легкая, они уйдут из жизни быстро. И почти безболезненно…

…Через трое суток я напрочь забыл, что такое привалы — 'глубоко раскаивающиеся' Квайсты отослали карету в имение, а сами предпочли путешествовать налегке. Одвуконь. И путешествовать так, что давались диву даже мои, ко всему привычные, воины.

Просыпаясь ни свет, ни заря, барон с баронессой неслись на конюшню, чтобы лично приказать конюхам седлать лошадей. А потом метались рядом с ними все то время, которое я и мои люди тратили на умывание, туалет и завтрак. Потом первыми запрыгивали в седло и вылетали со двора, чтобы спешиться только во время смены коня на заводного…

Чудеса выносливости, которые проявляли Размазня и его супруга, восхищали всех, кроме наперсницы баронессы: после дня безумной скачки немолодая, в общем-то, женщина сползала коня на грани потери сознания. И доползала до выделенной ей комнатушки чуть ли не на четвереньках. Впрочем, хозяйку ее самочувствие почти не интересовало: увидев, что я поворачиваю коня к очередному постоялому двору, она пришпоривала свою лошадь, и, поравнявшись со мной, принималась возмущенно интересоваться, чем вызвана необходимость останавливаться на ночлег в такой ранний час. А потом, выслушав мои аргументы, принималась довольно убедительно возмущаться…

…Мое желание переночевать в Кижере баронессу просто 'убило': по ее мнению, те три часа, которые оставались до заката, мы могли провести в седле. А переночевать где-нибудь в Иртишах или Белой Речке. Благо постоялые дворы в этих придорожных деревнях были 'вполне даже ничего'.

Не на шутку разошедшаяся леди Майянка успокоилась только тогда, когда я ей объяснил, что в Кижер меня ведет не желание выспаться на чистых простынях, а долг перед королем. В частности, желание проверить, как изменились порядки в гарнизоне после казни его капитана.

Слово 'казнь' мгновенно выбило баронессу из колеи. И заставило мрачно молчать до того момента, когда мы выехали на холм, с которого было видно Восточные ворота Кижера…

…Дикое столпотворение, начавшееся у въезда в город, заставило леди Майянку побледнеть, и даже подать голос:

— Там, у ворот, какая-то резня! Вы видите, граф?

Я вгляделся в происходящее, потом покосился на едущих чуть впереди Молота и Иглу и усмехнулся:

— Это не резня. Это нас встречают…

— Нас? — удивился Размазня. И ошалело добавил: — Меня так раньше не встречали… О, вы видели, граф? Там чуть телегу не перевернули!!!

— Черно-желтые сюрко видны издалека… — усмехнулся я. — Вот и стараются, дуроломы…

…Солдаты действительно старались. Изо всех сил. И даже пытались улыбаться. Правда, улыбки у них получались какими-то вымученными и не настоящими. А счастье от лицезрения самого Аурона Утерса получалось и того хуже. Скажем, упитанный здоровяк с арбалетом, щерящийся во все пятнадцать оставшихся во рту зубов, смотрел на меня так, как будто прикидывал, куда лучше всадить болт, его сослуживец со шрамом во все лицо то и дело вытирал о брюки потеющие ладони, а десятник — тот вообще стоял, согнувшись пополам. Так, чтобы я ненароком не увидел в его глазах выжигающую его изнутри ненависть.